Она. Девушка с побережья - Галия Асан

– Ферни, ты чудо! – Флоренсия взяла его под руку, и пристально посмотрела на Хулио. Они сели за барную стойку.

– Флор, ты говорила это важно. Я пропустил тренировку ради тебя.

– Ферни, это и было важно, но я выиграла сражение своими силами, но ты мне нужен без сомнения. Это все этот дурак, Хулио!

– Боже мой, Флоренсия! Опять он. Он хороший парень.

– Только не ты! Не переходи в стан врага! Не оставляй меня! – она повисла у него на плече, за чем с интересом наблюдали три пары глаз с противоположной стороны зала.

– Он брат моей лучшей подруги, Флор.

– Не разговаривай с ним, он плохой тип.

– Ферни, Флор, идите сюда! – их позвал голос Марии.

– Пойдем, – он потянул ее за руку, его прикосновение показалось ей таким теплым и родным.

– Я не хочу туда идти, там он! – сопротивлялась Флоренсия.

– Просто не думай о нем. Там ведь наши друзья.

– Да, ты прав, но сначала мне кое-что нужно от тебя.

– Что?

– Посади Вики Гомес на хорошее место на следующей игре.

Флор, я не могу постоянно сажать на хорошие места твоих подруг, парни уже злятся на меня за это.

– Я тебя люблю, – она поцеловала его в щеку, и легкие мурашки прошлись по его загорелому телу, он сжал ее руку сильнее.

Кровь ударила в голову Хулио при виде этой сцены, которая разворачивалась уже совсем близко от их столика. Он резко встал, как раз в тот момент, когда они подошли.

– Как это мило, и совсем не похоже на тебя, – она похлопала Хулио по плечу, – вставать при появлении дамы, в тебе все же есть что-то от кабальеро.

Он хотел бросить ей что-нибудь в ответ, но слова не шли.

– Я всего лишь собирался уйти, а не то, что ты там себе намечтала, – бросил он, уходя.

– Уф! Наконец-то понял, что тебе среди нас не место! – взорвалась Флоренсия. Он обернулся и вернулся обратно.

– Я, пожалуй, останусь, – Флоренсия и Фернандо сели рядом, воцарилось молчание.

Она явно не хотела находиться в его компании.

– Флор, будем разучивать новые движения на следующей репетиции? – Хосэ попытался внести некоторое оживление в беседу.

– Да, я хочу добавить немного резкости, страсти, – включилась Флоренсия, – Может быть, пару поворотов, – Хулио усмехнулся.

– Что смешного? – кинула она ему.

– Понятно, почему в ваших танцах не было раньше страсти.

– Почему же?

– Потому что главная танцовщица ее еще не познала.

– Что ты имеешь ввиду? – она пристально посмотрела на него. Он одарил ее оценивающим взглядом, от которого мурашки пошли по коже, – Если тебе так не нравится эта самая танцовщица, почему же ты сидишь с ней за одним столом? – заключила она.

– Не беспокойся, я уже ухожу, – он взял свой шлем и встал, также пристально глядя на нее.

– Ах да! Я знаю, потому что больше никто на Побережье не хочет с тобой дружить! – воскликнула Флоренсия.

– Что? – он рассмеялся, – Так это ты? Это ты отвадила ее от меня? Флоренсия, да ты выдаешь себя, – он подошел к ней ближе, – Ты без ума от меня, – прошептал он.

– Да что ты такое себе намечтал?! Спорим, до следующей фиесты ты будешь уже в меня влюблен!

– Нет.

– Боишься?

– Конечно, нет! Ты и так моя, – он провел рукой по ее волосам. Но не так, как делал это с Вики. Казалось, как только его рука дойдет до конца длины, он схватит их и вырвет с корнем.

– Ты боишься, – констатировала его состояние Флоренсия.

– Я ничего не боюсь. Пари, так пари. Слушайте все! До следующей фиесты эта красотка станет моей, – он подмигнул ей и вышел из кафе.

За тем, как он важно шел к своему скутеру, как перекидывал ногу на сидение, как застегивал шлем, уже не следил никто, все были заняты обсуждением этого пари. Никто, кроме нее. Она не могла скрыть своей улыбки. Он ведь назвал ее «красоткой». За тяжелым фундаментом непробиваемой уверенности в себе скрывалась маленькая кудрявая девочка, которой так хотелось добрых слов. Люди в кафе, в большинстве молодежь с района и пара заезжих смеялись над их дерзостью, молодостью и смелостью.

Возвращаясь домой этим вечером, она могла позволить себе думать о нем, ведь теперь у нее должен был появиться план по его завоеванию. Фернандо был прав, она слишком много думала об этом парне. Но ведь она никогда не контролировала свою душу, и сейчас не собиралась это делать. К счастью, была летняя пора, и экзамены давно прошли. Иначе она бы ни за что не могла сконцентрироваться на этом. Единственное о чем сейчас надо было думать, это будущая карьера, но однозначного ответа на вопрос, где она хочет учиться, у нее не было. Она хотела стать актрисой. У нее неплохо получалось, и она это любила. Родители ее поддерживали. Оставалось только выбрать место учебы, она хотела уехать из страны. Эти мысли приходили все чаще. Учиться в Нью-Йоркской академии киноискусства – это была ее голубая мечта, о которой она никому не говорила, даже Марии. И не потому, что не доверяла, наоборот, доверяла даже больше, чем себе, потому и боялась, что та может отговорить ее.

Как хорошо, что лето только начиналось, жаркое южное лето, самое жаркое в ее жизни. Она поднялась к себе, распахнула окно и вдохнула соленый морской бриз. За окном стоял прекрасный вечер. Как же трудно было ей оставаться наедине со своими мыслями. Впервые в жизни один парень занимал все ее мысленное пространство. «В нем нет ничего, достойного моего внимания. Кроме, вероятно одного, он действительно хорошо целуется, – говорила с собой Флоренсия, – А может все делают это хорошо?»

5

Мария вернулась домой и едва войдя, услышала громкий голос отца, доносившийся из кабинета. Он разговаривал с Хулио повышенным тоном, чего никогда раньше себе раньше не позволял. Хулио был любимчиком бабушки, чего не скажешь о Марии. Поэтому ругать его не позволялось даже отцу. И он искренне любил обоих детей и оберегал их. Мария объясняла это тем, что отец старался заменить им рано ушедшую из жизни мать.

– Сын, ты сошел с ума! Ты хочешь разрушить свою жизнь?

– Не драматизируй, отец. Я так решил. Я так сделаю.

– Но ты учишься в лучшем колледже города, после окончания которого, поступишь в Саламанку, разве ты не об этом мечтал?

– Да, но хотя бы годы колледжа я хочу провести на Побережье, рядом со своей семьей.

– Но что скажет бабушка? – Сеньор Гильермо был потрясен и испуган.

– Это моя жизнь, а не бабушки. Кроме того, меня лишили возможности жить в доме с моим отцом и сестрой, могу я хотя бы сейчас побыть с вами, я прав, Мария? – Гильермо обернулся и увидел дочь, стоявшую в дверях.

– Думаю, что прав, – ответила, не менее озадаченная, Мария, никогда не видевшая в брате такого желания жить с ними.

– Ну что же, дети, вы уже достаточно взрослые, чтобы самим принимать решения, – развел руками Гильермо, – Я позвоню в колледж и узнаю про перевод.

– Спасибо, папа, но я сделаю все сам – сказал Хулио и пошел к себе.

Мария взглянула на отца и удивилась его грустному выражению лица.

– Папочка, почему ты переживаешь, ты не хочешь, чтобы Хулио жил с нами? – она обняла отца.

– Нет, дочка, – он погладил дочь по руке, – Я боюсь, что он повторит мою жизнь.

– А разве она была плохой? – Мария посмотрела на него своими большими глазами.

Он вспомнил Мануэлу, свою супругу. Она так же, как и дочь, всегда старалась придать ему смелости, не зная, что смелость эта ее же и погубит.

– Она была интересной, временами грустной, странной, но такой эмоциональной.

– Предпочитаю эмоциональность посредственности, – заявила Мария.

– Ты права, – Гильермо засмеялся, – Как прошел день?

– Хорошо, встречались с Флор.

– Твоя лучшая подруга.

– Вечная подруга, папа.

– Нет ничего вечного, дочка.

– У нас есть, – Мария подумала о Хосэ и в очередной раз не решилась рассказать о нем отцу, – Но сейчас будет сложно встречать мою лучшую подругу в доме с братом.

– Это почему же?

– Они не ладят. Он ее ненавидит.

– Ага, сейчас я начинаю кое-что понимать. Вот почему он решил остаться дома.

– А я не понимаю до сих пор. Это лето будет жарким, папа, потому что я еще никогда не видела Флоренсию в таком состоянии.

– И немудрено. Какой же глупый мой сын, – Гильермо рассмеялся. И продолжал смеяться, когда Мария направилась к себе.

Закрыв за собой дверь комнаты, она осталась одна, как и во все вечера, когда в ее одиночество не врывался Хосэ. У нее не было матери, которой она могла рассказать о своих первых чувствах и она уже давно научилась держать все в себе. Ей не хватало Мануэлы, от которой остались лишь фотографии, некоторые вещи и пара смутных воспоминаний. Отец редко говорил о ней, а при рассказах упоминал лишь о ее добродетели и заботе, и никогда о любви к ней. Он считал, она не замечала это, но она заметила. Ее мысли прервал стук в окно. Он всегда чувствовал, когда ей была необходима его помощь. Она отворила окно и впустила его. Он стоял перед ней при свете луны. Он – ее любовь, сила, надежность. Он смотрел на нее влюбленным взглядом и поцеловал.